Top.Mail.Ru

ВНИМАНИЕ! В связи с отменой массовых мероприятий показ премьерного спектакля «Папаши» 23 марта переносится на 29 марта, а показ спектакля «Папаши» 24 марта переносится на 30 марта! Подробнее...

Муниципальное автономное
учреждение культуры
города Набережные Челны
«Русский драматический театр
«Мастеровые»

Касса:
8 (8552) 39-19-36
ежедневно с 10:00 до 19:30Служба продаж:
+7 927 439 02 05
по будням с 9:00 до 17:00

Купить билеты

Главное меню

О нас пишут

Мать эпохи потребления

В конце сентября в челнинском Русском драматическом театре «Мастеровые» состоялась долгожданная премьера спектакля «Васса» (по пьесе «Васса Железнова» М. Горького). Долгожданная — не потому что «Васса», а потому что с уходом в начале прошлого сезона художественного руководителя и главного режиссера Валентина Ярюхина творческая жизнь в театре словно бы остановилась. Два года актеры провели без большой премьеры и, по словам приглашенного режиссера из Санкт-Петербурга Петра Шерешевского, «соскучились» по новой работе. Истосковались по театру и зрители. Несмотря на всяческие «удары» (имеется в виду, прежде всего, уход главного режиссера и учителя — В. Ярюхина) и сложности внутренних взаимоотношений, коллектив сумел удержать своего зрителя — зал в театре всегда полон.

 Интерес зрителей к премьерному показу был подогрет еще тем, что буквально за три дня до него в театре сменился директор. Прежний руководитель — Татьяна Певгова, из-за разногласий с которой ушел Ярюхин, вдруг в одночасье стала неугодной исполкому города. На ее место был назначен Армандо Диамантэ, двумя месяцами ранее покинувший кресло директора челнинского канала «ТНТ-Эфир». Актерская труппа его назначение восприняла неоднозначно. Однако в одном из своих интервью Армандо Диамантэ пообещал не вмешиваться в творческую жизнь, а приложить все свои силы к тому, чтобы театр активно участвовал в фестивалях, получал гранты — то есть взять на себя функции эффективного менеджера. Трудно сказать, насколько оправдаются эти ожидания — время покажет. Пожалуй, лучшим подарком для актерской труппы стало бы возвращение в родные пенаты Валентина Ярюхина, или, в крайнем случае, приглашение художественного руководителя, не уступающего ему по масштабу личности и творческому потенциалу.

Жизнь же в театре между тем продолжается. Уже состоялся премьерный показ новогоднего спектакля «Золушка» — поставил его на челнинской сцене также питерский режиссер Георгий Цнобиладзе. А на спектакле «Васса» вот уже пятый месяц аншлаг. «Васса» вызвала бурю восторгов у зрителей «Мастеровых», ведь и в наше время — век потребления и стяжательства — пьеса Горького остается актуальной. Через Древнюю Грецию Не-ет, совсем не прав был Прохор Железнов, когда цитировал Одиссея, говорившего, что в аду «ничего не страшно, а только скука большая»… Дом Вассы иначе как адом не назовешь. И не только скука поселилась в доме властной сильной женщины — а страх, кровь, смерть, грехи тяжкие… «Я бы хотел, чтобы человек, посмотревший этот спектакль, начал доискиваться мотивов своих поступков, поковырялся в собственных грехах. Часто высокими целями мы объясняем собственные подлости и гадости», — так объяснил замысел своего спектакля режиссер Петр Шерешевский. Тема греха становится одной из ключевых в спектакле. «Для детей — ничего не стыдно…не грешно!» — говорит Васса, оправдывая тем самым даже право на убийство. Но оправдан ли такой грех — даже из благих целей? Из материнской любви? Каждому Васса напомнит про грех — Павлу, убившему дядю, Липе, убившей дитя, Анне — за здоровых детей от больного мужа, Семену — за связь с горничной, Прохору — за смуту в доме… И лишь материн грех — святой. Матери все простится, говорит Васса. Не за себя же радеет… Оговоримся сразу: это не та «Васса», с которой у нас прочно ассоциируется Инна Чурикова и фильм Глеба Панфилова. Шерешевский взял для постановки первую редакцию пьесы (второе название — «Мать»), написанной в 1910 году. Она далека от межклассовых распрей и революционной борьбы, которую включил пропагандист марксизма Горький в пьесу 30-х годов.

Вообще постановка Шерешевского лишена какого-либо академизма. Более того, в ней есть некий абсурд, совершенно не свойственный Горькому, но абсолютно созвучный Хармсу или Леониду Андрееву. Ощущение театра абсурда возникает сразу же, как только открывается занавес. Огромные белые кресла-маски, из глазниц которых то и дело вылезают руки… Жуть. Странный и страшный момент в завязке — когда горничная Олимпиада, увидев в своих руках камень, вдруг издает истошный крик. Всё! Зритель напуган, поражен, придавлен и ждет развития экшна. Еще на пресс-конференции перед закрытым показом для журналистов Шерешевский сказал о том, что хотел привести читателя к Горькому через древнегреческую трагедию. Поэтому образ маски становится сквозным: в креслах-масках прячутся герои в начале спектакля, эти же кресла иногда становятся «лицами» любимых и близких людей, маски надевают в момент дележа наследства все герои — кроме Людмилы, невестки Вассы. Вероятно и камень в руках Липы — это тоже оттуда — из Древней Греции. Камни в руках героев на сцене «Мастеровых» и камень, который подсунула богиня Гера вместо младенца Зевса Кроносу, — режиссер словно протягивает невидимую нить через века, озвучивая еще одну животрепещущую тему — детей и родителей.

Сценография выполнена художником Еленой Сорочайкиной в трех основных цветах авангарда: красный, белый, черный. Отсутствие псевдорусскости в «убранстве» позволяет раздвинуть временные рамки — возникает ощущение, что драма, разыгравшаяся в семье Железновых, могла случиться и 100, и 50 лет назад, и в наше время. Красный, белый, черный. Ярко-красный ковер с длинным ворсом — словно впитавший кровь и боль домочадцев Вассы, черная одежда — у всех, кто так или иначе становится виновником чьей-либо смерти. Любопытно организовано пространство. Режиссер использует не только сцену, но и зрительный зал. С одной стороны, это легко объясняется тем, что возможности сцены в театре просто малы, с другой стороны — создается ощущение того, что дом Вассы огромен: в его бесчисленных комнатах и закоулках, чуланах и коридорах не только собираются богатства, но и рождаются страшные заговоры, плетутся интриги, ведутся тайные разговоры. Центром же интриг становится гостиная. Именно здесь, на красном ковре, под хрустальной люстрой, олицетворяющей роскошь, люди скандалят, признаются в грехах и тайных желаниях. Все разделены и в то же время скреплены враждой и ненавистью. И лишь дочь Анна (актриса — Александра Комлева), приехавшая по вызову Вассы, создает некую иллюзию семьи: все радуются встрече с ней, предаются воспоминаниям.

Мать Васса на все готова ради сохранения status quo. Даже на убийство. Однако режиссер предлагает зрителю другую Железнову, нежели у Горького. Выбрать между ними не получается. И там, и там Васса — «железная» леди. У Горького она — не просто женщина с говорящей фамилией, у нее — и голос с металлом и нервы стальные. У Шерешевского — сильная женщина в панике, ею движет страх! Это вызывает некий диссонанс: ведь мы-то помним Вассу (вне зависимости от первой или второй редакции) жесткой и волевой. Нет, совсем не сочувствует ей зритель, как и замышлял Шерешевский, в отличие от горьковской Вассы — ту бы читатель пожалел… И кричит Светлана Акмалова, исполнившая заглавную роль, и мечется в панике, ведь рушится ее дом. И если перед слабостью Вассы в конце пьесы может дрогнуть сердце, то Шерешевский не оставляет зрителю никакого шанса. Он пускает в ход тяжелую артиллерию в финале — душераздирающий непрекращающийся детский плач. Не удались сыновья, а где-то подспудно мелькает мысль — не состоялось и материнство. В погоне за «целковыми» («для кого копили?») утрачивает Васса прежде всего свою душу. «Внуками буду жить» — это она о детях Анны, которых не знает, о будущих чужих детях Людмилы… Не удалось материнство. Да и не могло удаться… Не давала сыновьям самостоятельности, вожжей в руки, все сама да сама… Ни в одном из сыновей ни толики ее энергии, ее жизненной силы. Да чего уж там — любви-то не было ни к кому…

Роль Вассы для Акмаловой оказалась большой актерской удачей. Однако есть ощущение, что актриса психологически спасовала перед «грузом ответственности» — оттого и возникает некое недоверие героине. Что-то не складывается с Вассой: то ли действительно Светлана побоялась «открыть» в себе Вассу, то ли такова трактовка режиссера. «Открытием», как принято говорить в творческой среде, стала совсем юная Настя Афанасьева, воспитанница школы-студии «Подмастерья», исполнившая роль горничной Липы. Шерешевский уделил этой роли особое место: Липа не только дает завязку в спектакле, но и появляется во втором действии как привидение — пугающее и напоминающее людям об их грехах. Безусловно, что это дарование могло быть взращено только в особой «ярюхинской» атмосфере «Мастеровых». А вот Юлия Советникова (в роли Людмилы, невестки Вассы) — это «открытие» в несколько ином смысле. Юлия — талантливая и состоявшаяся актриса, доселе взрослому зрителю «Мастеровых» была незнакома, поскольку поступила в театр в прошлом году и была введена лишь в несколько детских спектаклей. Роль Людмилы, на мой взгляд, — лучшая в спектакле.

Впрочем, трудно выделить кого-либо из актеров — это был отлично «спаянный», «склеенный» актерский ансамбль. Очень гармонично выглядели Александра Комлева (в роли Анны), Евгений Федотов (Прохор), Дмитрий Томилов (Павел), Евгения Яковлева (Наталья). Возможно, в театре складываются уже актерские амплуа, виной тому актерская фактура — для провинциального театра вещь обычная. Так, Евгений Федотов (Прохор Железнов) оказывается вновь в роли балагура и весельчака (вспомним и веселого доброго пьяницу в «Очень простой истории», и экстравагантного Дулиттла в «Пигмалионе», и обжору и подкаблучника Тиссаферна в «Забыть Герострата»). Вместе с тем, во всех ролях у федотовского балагура оказывается светлая и ранимая душа и пронзительность, которая всегда покоряет зрителей. И эту пронзительность Федотов доносит с такой виртуозностью, что его герою всегда сочувствуешь. Сочувствуешь и Павлу, образ которого безупречно передал Дмитрий Томилов. А вот у Николая Строгонова «полутонов» не случается: если в «Забыть Герострата» в роли Клеона — он образец честности и неподкупности, то в «Вассе» он играет хитрого, подлого управляющего Вассы. Можно выделить еще Ольгу Астафьеву в роли Дуняши, сумевшую в своей почти молчаливой роли играть при помощи мимики. Кого жаль — так это Липу и Людмилу — не одной крови-то они с этими людьми. Потому и отличаются. Символично, что в третьем действии у Людмилы не оказывается маски. А что скрывают герои под масками? Злобу и ненависть, мечты о том, как бы скорей отделиться, растащить да загрести под себя побольше. Даже у Анны, которая давно выделена из наследства и вроде как «без корысти» должна быть, и то своя давняя обида и свой интерес. Лишь Людмиле, пожалуй, одной не нужно ничего — кроме любви и праздника. И лишь она видит в Вассе мать — любящую и жалеющую, «украшающую землю».

Пьеса Горького 1910 года имела еще и второе название — «Мать». Ключевое, надо сказать, слово. Прибавить сюда сквозной образ младенца…В спектакле идет речь не только о взрослых детях Вассы, но и внуках: о нездоровом ребенке Семена, о детях Анны, о об умерщвленном сыне Липы, детский плач в финале… А чего стоит вставленный режиссером этюд с младенцами? Абсурд, почти клоунада — и тем страшнее выглядят ироничные улыбки героев с младенцами на руках. Особенно жутко становится, когда оказывается, что вместо младенцев в свертках — камни… А еще упреки матери Семену, что «не смог» здорового внука родить, слова Людмилы о том, что не родить хороших детей от Павла… Не-ет, не о вырождении буржуазии как класса говорил Горький, как писали когда-то советские критики. Распадается семья, уклад — не только бытовой, но и купеческий. Нет в наследниках способности к «делу», а потому скука на лице Семена, устраивающего за столом казнь мухе. Скушно Людмиле, ждущей праздника, которого нет… Петр Шерешевский заставил задуматься: не с этого ли начинается гибель рода человеческого?

АВТОР: Алсу ФАТЫХОВА

Журнал «Идель», № 1 за 2014 год

ВНИМАНИЕ! БИЛЕТЫ НА СПЕКТАКЛИ ПРОДАЮТСЯ ТОЛЬКО НА НАШЕМ САЙТЕ